Липатова Наталья Александровна –
Воспоминания о погибшем отце

"Как прекрасна жизнь..."
(Отрывки из фронтовых писем)

Мой отец, в 1940 г. закончив институт в Москве с красным дипломом, получил направление в Курск главным инженером на крупное предприятие.

1941 год – война, у отца была бронь, но он, организовав эвакуацию предприятия в Красноярск, отправив туда маму (она была уже беременна) ушел на фронт добровольцем.

А дальше мама узнавала, где находится отец по письмам, которые шли 1,5-2 месяца Керч – Новороссийск - Сталинград

Перечитывая сейчас эти письма и глядя на ныне здравствующих седых ветеранов – думаешь, господи, через какой ад прошли наши люди.

Я родилась в Красноярске в июне 1942 г., а отец погиб 3 сентября 1942 г. в Сталинграде – так и не узнав, что у него родилась дочь.

Все кто его знал, восхищались им – красивый, сильный, преданный, перспективный человек. Душа всех компаний.

А мама в конце 1942 г. с грудным ребенком вернулась в Москву (Быково) к своим родителям и до конца войны и дальше работала, была награждена медалью "За трудовую деятельность в годы войны". В 1945 году правительство позаботилась о детях погибших и г. Раменское открыли круглосуточный детский сад, т. к. матерям надо было работать.

Н. Липатова

* Действующая армия

"Здравствуй, моя родная Зиночка!

... здесь уже сейчас должна быть весна давно (правда, почему-то ее нет, например сегод­ня и вчера холодище необыкновенный, главным образом сильный ветер). Думаю, что через 3-5 дней погода установится, и тогда будет совсем хорошо...

Здесь у нас не очень скучно, недалеко от нас ежедневно, начиная с раннего утра, начина­ются раскаты артиллерийской канонады, гул моторов, разрывы бомб и другие прелести, которые посылают наши бойцы фрицам и гансам. Думаю, что им там очень жарко бывает, когда заработают наши батареи с суши, с моря и с воздуха.

Целую крепко много, много раз, твой, любящий тебя

Шура".

* "19 мая 1942 года.

... Знаешь, моя родная, после всего, что мне пришлось пережить за последние дни, очень многое хочется рассказать, хочется поделить­ся многим, но в письмах всего не расскажешь. Вот теперь только по-настоящему понимаю, как прекрасна жизнь и при всех трудностях как хочется жить. А вот с этой-то прекрасной жиз­нью мне чуть не пришлось расстаться. Могу сказать одно - то, что я имею возможность на­писать тебе письмо, то есть что я жив - боль­шое чудо. Да, эти дни теперь позади, сейчас я могу спокойно в саду вдыхать аромат сирени и других цветов (здесь их очень много)! Слушаю пение птиц, не слышу гула моторов самолетов, гула артиллерийской и минометной канонады, не слышу разрывов бомб и трескотни пулеметов с воздуха – и чувствую себя вновь рожденным".

* "21.6. 42 г.

...Это место по­том было прозвано "Долиной смерти". В этой долине был ра­нен комиссар шта­ба, мы с ним были вместе. Когда вра­жеский самолет сбросил четыре бомбы, и я увидел, что эти бомбы ле­тят на меня, я сделал то, чего вообще делать было нельзя: я схватился с места и отбежал в сторону. Это же сделал и комиссар, но он ус­пел добежать только до того места, где преж­де лежал я. Когда бомба разорвалась, комисса­ра ранило, но не осколком бомбы, а пулей, вы­пущенной очереди из самолета. При пикирова­нии самолеты не только бомбы бросали, но об­стреливали из пулемета. С трудом, под раз­рывами бомб и пулеметными очередями, мы его перевязали, и я на своей машине отправил его в медсанбат. К вечеру мы переехали на новое место...

12 мая стали прибывать зенитные бата­реи, "машки" и другая артиллерия, в связи с чем по этому месту снова начали бомбить и об­стреливать из дальнобойной артиллерии. Бом­бы и снаряды рвались по всей территории, и зайцы (да, да, зайцы, "косоглазые") пришли в полное замешательство. Они бегали по всему полю, не разбирая, куда бежать, а если кто-то из них попадал в щель или окоп, то, невзирая на то, что там сидели люди, он туда прыгал, и уже выгнать его оттуда нельзя было. Мы их ловили прямо руками. Я одного зайца подобрал, посадил к себе в машину, возил полчаса, думал, что он придет в себя, но когда я его выпустил, он никуда не пошел, а так и остался сидеть (их было там очень много). Невзирая на то, что обстреливались здорово, мы никуда не уезжали, так как не было приказа. К вечеру приказ поступил, и мы выехали. На сей раз колонну вел я. Переезжая через одну балочку, я стал пропускать ма­шины, и в это время наша колонна подверглась нападению с воздуха. Вообще, немцы применяют бомбы с сиренами, поэтому, когда бомба летит, она производит сильный, довольно неприятный вой. Тяжелые бом­бардировщики бросают тяжелые бомбы с сиренами, вой этих сирен слы­шен за несколько километров. На самолетах тоже установлены сирены. Очень часто слышишь - гудит сирена, думаешь - бомба. Оказывается, нет. Он спикировал, обстрелял из пулеметов и улетел...

Как видишь, моя родная, было много всего: и хорошего, и плохого. Очень тяжело, что потеряли Крым, за него много погибло живой силы и техни­ки. Нам это было тем более тяжело. Ведь мы уже дважды там были, но мы полны надежд, что в ближайшее время не только Крым, но и другие области будут возвращены и заживут полной жизнью. Недаром же Вя­чеслав Михайлович Молотов (министр иностранных= ред.) ез­дил в Англию и США.

Шура".